Выступление на секции Всемирного русского народного собора 24.10.2022
Добрый день!
Прежде всего, позвольте поблагодарить за возможность выступить на таком важном мероприятии.
Вопросы идентичности – это сегодня грандиозное поле боя, на котором сталкиваются духовные, политические, экономические интересы.
От ответа на эти вопросы будет зависеть и будущее страны в целом, и роль православной веры, так как когда говорится о российских тысячелетних традициях, то представить их без православия – невозможно. Итак, будем ли мы – народ православный? Или народ, другой, объединенный какой-то иной ключевой характеристикой, нежели православие? Вопрос непраздный, так как народом, в конечном счете, формируется власть, законодательство, экономика и характер международных усилий России.
Идентичность – это общность. Но нужна ли единая идентичность? И все ли хотят, чтобы такая общность была достигнута? Далеко не все. Сказать по правде, в безопасности сегодня невозможно себя почувствовать нигде, даже находясь внутри православного храма. И во-многом – это результат планомерной борьбы за идентичность народа, прежде всего – вне православия.
Приведу пример: ВЦИОМ на днях показал снижение доверия к РПЦ. Цитирую: “33% респондентов считают, что церкви следует заниматься только делами религии. Доля тех, кто считает, что РПЦ все делает так, как нужно (высказывается, где это необходимо, и не вмешивается в вопросы, которые ее не касаются), за 10 лет стала сильно меньше – 43% в 2012-м против 30% в этом году.
Треть россиян считают, что РПЦ слишком активна в государственных делах и должна больше внимания уделять духовно-нравственным вопросам, подсчитал ВЦИОМ.»
Интересны не столько результаты, сколько сам факт появления этого исследования в данный конкретный момент, когда вопросы о ценностях, об идентичности важны как никогда. Кстати, исследование вышло за неделю до проведения ВРНС.
Если посмотреть ретроспективно на подобные опросы, то основная мысль, которая закладывается в демонстрацию результатов – это недопуск религии в политику.
Обычно, когда говорят об идентичности, то чаще всего упоминают культуру и религию. Это, конечно, важно, но такая постановка вопроса оставляет за рамками самое главное направление, которое определяет жизнь общества – политику. В сегодняшних разговорах кажется, что как-будто связи между религией, культурой и политикой попросту не существует. В крайнем случае – в вопросах трактовки международных отношений.
Получается, что идентичность идентичностью, а политика, законодательство – это что-то иное. Как результат – отсутствие целостности, а значит, только дальнейшее развитие противоречий.
Мы декларируем идентичность, ссылаясь на православие и тысячелетнюю историю, которая, за исключением небольшого отрезка времени, связана с православием, но развлекаемся и отдыхаем, потребляя «культурную программу», сформированную на базе предпочтений западной цивилизации, а живем по законам, преследующим разнообразные политические и экономические интересы различных групп и структур.
Мало кому хочется пускать религию в политику. И это понятно, так как политику в таком случае надо будет существенно пересматривать. Если пустить религию в политику, она будет диктовать этику всех принимаемых решений.
Религия. Да, по закону у нас церковь отделена от государства. Но под этим флагом оттесняют не только сам институт – церковь от дискуссии, но и само православное вероучение. Как только начинаешь говорить о вере, Христе, христианских ценностях или заветах Евангелия, тут же отсылают к церкви как институту, а он, как мы помним, отделен от государства. Но мы здесь говорим не о церкви как институте, мы говорим о вере и ценностях тех, кто является частью Церкви и одновременно может и должен принимать решения в силу своего положения.
Теперь о политике. Идентичность, это когда у народного большинства есть общие ценности, и именно эти ценности мы или напрямую, через механизмы прямой демократии, или через своих представителей трансформируем в политику, в законодательство, и в деятельность системы исполнительной власти.
Если посмотреть на наше законодательство, а тем более – на нормативную базу, то становится понятно, что с идентичностью у нас проблемы.
Пример: запрет пропаганды гомосексуальных отношений, но, почему-то, только среди детей. Значит, мы в принципе одобряем пропаганду таких отношений? Сейчас мы готовимся к принятию более широкого закона о запрете пропаганды и демонстрации нетрадиционных сексуальных отношений. Надеюсь, он будет более эффективен.
Мы говорим о том, что человек – прежде всего, но принимаем законы, которые направлены на урезание прав человека в пользу прав животных.
Мы отправляем деньги ОМС на аборты и одновременно ставим цели повысить рождаемость. Тоже за деньги. По сути, мы одновременно платим и за рождение детей, и за избавление от них.
То, без чего невозможно говорить об идентичности – это ценностное единство, выраженное в политике. Единство – это не однообразие, это не однобокость. Это – наличие объективного стержня большинства.
Есть ли пример такой целостности? Конечно. Например, Катар. Страна готовится к проведению Чемпионата мира по футболу, а потому старается быть понятной любому приезжему. Для этого была разработана картинка, на которой на 8-и иконках показано, что нельзя делать в Катаре. Ни иностранцам, ни за деньги, ни даже если очень хочется, и даже если тебе исполнилось 18 лет.
Можем ли мы на таком же листке, простыми и понятными всему миру знаками, объяснить, что мы – все вместе и каждый в отдельности, не потерпим у себя в стране?
Несколько слов о том, в каком ценностном окружении сейчас находится Россия. Меж трёх огней. Марксистский восток в лице Китая, мусульманский юг и запад.
Что на западе? Бывшая территория западного христианства и марксизма. Сегодня – эти учения замещены группой идей, которую можно рассматривать как единый религиозный феномен, который имеет под собой весьма четкое и единое мировоззрение, а также сформированную этическую систему. По своей структуре и характеру развития он претендует на формирование в качестве новой религии.
Такие явления как энвайронментализм, зоозащитные движения, движения в защиту прав сексуальных и других меньшинств, – все они имеют общие философские и этические корни. Все они развиваются под общим лозунгом спасения Планеты. «Спаси Планету – собери мусор!», «Спаси Планету – посади дерево!». И даже «Спаси Планету – стань геем» и «Спаси Планету – убей себя!».
Обращает на себя внимание то, что речь идет о планете не как о мире людей или астрономическом теле, но Планете как определенной самоценности, персонифицированной сущности, являющейся самостоятельным источником жизни, истины и права. Вообще, тысячелетиями это было «место» Бога. Или человека, если мы берем такие учения как марксизм, например.
Надо сказать, что миллионы людей, проживающих на территории западной цивилизации, в такое мировоззрение искренне верят. Для них это – новая религия, которую по предмету источника жизни, истины и права, а также по предмету поклонения можно назвать планетаризмом.
И сегодня именно планетаризм противопоставляет себя традиционным учениям, доминирующим в мире.
Законами планеты Земля объясняется сегодня многое. Например, приравнивание прав животных к правам человека, главенство приоритета природы над нуждами человека, когда речь идет об обеспечении доступной энергией или питанием, необходимость передачи дополнительных привилегий при получении образования или работы в пользу представителей различных меньшинств просто в силу принадлежности к ним.
Меняется понимание человека, его места и роли в мире. А значит, рождается новая этика антигуманизма, которая неизбежно приводит к соответствующей политике.
Многие из этих идей и ценностей проникли уже к нам. Особенно в молодежную среду.
Чем мы можем ответить?
Что у нас? В большинстве своём – пока это эклектическое переплетение как минимум трех этических систем. При этом часто – в одном человеке: советская, национально-религиозная (которая, в свою очередь, может соединять в себе национальные представления, традиции локальных языческих культов, православия, советских традиций и семейных черт) и планетаристская (надо констатировать, что проникновение культуры и через нее – ценностей планетаризма – весьма глубокое.)
Советский марксизм пытался решить проблему пестроты этических и культурных групп путем создания надгруппы – путем формирования нового человека будущего – советского человека. В результате, и русский, и удмурт и якут и все другие национальности должны были влиться, раствориться в новой советской идентичности.
Российская империя, хотя и уважала взгляды разных народов, но однозначно культивировала Православие как единственно верное учение.
Важно, что православие не позиционировалось как только русское православие. Православие не принадлежало нации. Это было единственно верное, надпространственное православие, равное для всех наций. Именно этим была сильна Россия.
Неудивительно, что сейчас противодействующие России стороны, наоборот, пытаются всячески подчеркнуть национальную принадлежность православия. Церковь втаскивают в качества актора в геополитический конфликт. Конфликт с Украиной это показывает. Эстония и Литва использовали церковь как государственную, национально окрашенную собственность.
Что дальше?
Общественное осознание единой идентичности – сложный процесс, который должен сочетать в себе и просвещение, и активное интеллектуальное и культурнее участие общества, и диалог.
Конечно, не надо путать просвещение и образование. С образованием у нас все в порядке – оно доступное и всеобщее. А вот с внутренним просвещением у нас все сложнее.
Многие программы и внешнее «образование», которое включает в себя и культурную среду – сегодня это продукт западной цивилизации, мы уже об этом упоминали.
Единые подходы начинают намечаться только в трактовке истории, ориентированной на трактовку современной политики. Но никак не в части значения православной веры для России.
С таким трудом введенный урок основ православия в большинстве случаев проводится как история мировых религий.
Что касается диалога. Мы видим, как он сегодня рождается, как ощущается потребность в нем в самых разных слоях общества. Но для того, чтобы он привел к реальному результату, к тому самому единству, о котором мы только что говорили, потребуется немало усилий. Прежде всего – объективные механизмы такого диалога, дающие возможность людям говорить быть услышанными.
В Государственной Думе, на мой взгляд, мы только начинаем учиться говорить о православных ценностях как руководстве для политики. Недавно была создана Межфракционная рабочая группа по защите христианских ценностей. В идеале, это должна быть самая принципиальная депутатская группа. Как это будет на практике – посмотрим. Во всяком случае, это попытка перевести разговоры об идентичности к ее формированию на практике со стороны приверженцев православного христианства.
То, что осталось за колокольчиком регламента:
Отодвигая церковь и вообще религию от формирования идентичности, возникает искушение создать искусственный, ускоренный процесс. Но он не может привести к истинной идентичности, но может сформировать политический культ.
Это опасно, так как любой политический культ, рано и ли поздно, начинает конкурировать и с традиционными религиями, и со свободой мысли и вероисповедания. Происходит это под теми же лозунгом отделения религии и церкви от «светского» государства и секулярного общества.
В понятии «секулярный» таится опасность, так как этим понятием нам пытаются навязать взгляд на мир как на две территории – религиозную и нерелигиозную. Так вот, убежден, что нерелигиозной территории – не существует. Человек все равно верит в определенное понимание добра и зла, в видение мира, в определенные идеалы, которые могут быть весьма причудливыми. Они могут быть и сформированными политическими или гражданскими религиями.
Россия – светское государство. Но возникает вопрос, что именно подразумевается под понятием светского или секулярного.
Например. Статистика религиозности молодых людей – жителей Москвы говорит о том, что количество религиозных (то есть ассоциирующий себя с традиционными конфессиями) с 2008 года снизилось в два раза – с 60 до 30 %%. Количество нерелигиозных молодых людей увеличивается в четыре раза. Доля тех, кто подтверждает свою религиозность культовым поведением – всего 7%.
Но ведь понятие «религиозности» в таком исследовании означает не религиозность вообще, а декларативную принадлежность к одной из традиционных мировых религий. Таких – меньшинство. Но это не означает, что остальные не пытаются удовлетворить свои духовные потребности или то, что такие потребности у них отсутствуют. Свято место пусто не бывает. Если уходит традиционная вера, приходит вера в иные идеалы.
Что нам нужно?
Возврат религии, вне национальностей и территорий.
В нашей природе оставили свой отпечаток преимущественно два вероучения. Это столетний марксизм и тысячелетнее православие.
В советские времена марксизм давал не только формат безопасного поведения, но и ответы на духовные запросы, давал смыслы жизни. Сегодня марксистские формы остались, традиции остались, но ушла духовность.
Что касается православия, то во-многом у нас ушло православное поведение, но структура нашего религиозного восприятия досталась нам именно от православия.
России, для решения тех задач, которые декларируются сегодня как приоритетные, нужна внутренняя сила миссии. Не русской миссии, действующей внутри России, не национальной миссии, а миссии всемирной. И это точно – не политическая религия. Это религия истинная, от слова Истина.