На совещании по развитию нефтяной отрасли Президент высказал новую официальную позицию страны в отношении международной «климатической повестки» в части зеленого перехода.
«По сути так называемые политические классы на Западе начали спекулировать на абсолютно естественной озабоченности многих людей на планете проблемами климата, изменениями климата. Совершенно очевидно, что по внутриполитическим соображениям начали завышать возможность альтернативной энергетики и занижать значимость традиционной энергетики», — сказал Путин.
Хотелось бы, чтобы за этим последовали и действия по корректировке наших государственных климатических документов, которые были приняты за последние годы.
Ведь вопрос не только в энергетической сфере. Западная цивилизация использует «климатическую повестку» больше с целью продвижения своей системы ценностей и своего мировоззрения, а не для достижения практического результата.
Как это произошло?
Теория влияния избыточных парниковых газов на изменения климата — это научная теория, которая разрабатывается десятки лет. До конца 90-х годов никто не сомневался, что изменение климата — это вопрос весьма многофакторный. Достаточно посмотреть на тексты, которые являются базовыми для климатической повестки, например, «Пределы роста» Денниса Медоуза, первые документы ООН, которые были посвящены проблемам климата или на результирующие документы конференции в Рио. Во всех этих текстах проблема парниковых газов является лишь одной из многих, возможно влияющих на изменения климата.
Все изменилось в начале 2000-х годов, когда научная проблема стала предметом продвижения масс-медиа. Альберт Гор, который, как мы помним, занимал одну из самых влиятельных политических позиций в мире, в 2006 году выпустил фильм «Неудобная правда», который стал настоящим идеологическим прорывом для климатических алармистов.
«Неудобная правда» Альберта Гора — проповедь новой религии.
Что произошло после выхода этого фильма и его беспрецедентного продвижения по всему миру?
Во-первых, климатическая тема стала предельно доступной для каждого. Из сложной и дискуссионной темы научных изысканий, климатическая тематика стала простой и понятной миллионам. Теперь, что называется, «каждая кухарка» могла стать спасителем мира.
В глазах обывателя это стало выглядеть следующим образом:
- Грядёт конец света;
- Перед человеком стоит выбор — или гибнуть, или спасать планету. Выбор — очевиден;
- Для того, чтобы у планеты был шанс, надо избавиться от зла — от выбросов, которые производит человек.
В результате для миллиардов людей все свелось к предельно простой формуле: все что выбрасывает СО2 — плохо, если избавимся от этого зла — спасём планету и человечество будет жить на ней вечно в гармонии и благополучии.
Во-вторых, для спасения были поставлены чёткие временные рамки: надо перестать вредить планете к 2050 году, а полностью избавиться от всего этого зла не позже чем к 2100 году. Иначе — конец света будет неизбежен.
Давайте зададимся вопросом, кто из нас всерьёз рассчитывает пожить в 2100 году? Полагаю, что таких практически нет. Другими словами, цель всей климатической повестки находится вне наших жизненных пределов. При этом никто из нас не сможет проверить истинность этой цели эмпирически.
В результате произошла трансформация, которой занимаются обычно религиоведы, историки и психологи, но никак не экономисты или финансисты. Научная теория стала предметом ВЕРЫ. Более того, благодаря масштабам и возможностям современных коммуникаций, эта вера в одночасье стала массовой верой, принятой западной цивилизацией.
Кстати, в нашей истории уже есть пример подобной трансформации — марксизм. Когда предельно упрощенная в массовом сознании научная теория так же стала предметом веры. И хотя в нашей стране не очень любят об этом говорить, этому явлению посвящено множество исследований. Подробно на этом останавливаться не буду.
Характерно, что вера в климатическую идею получила своё развитие именно в Западной Европе, где наиболее сильны были секулярные тенденции, а влияние традиционного для это территории христианства с 60-х годов прошлого века неуклонно ослабевало.
Вот и получилось, что, с одной стороны, мы все — за спасение планеты «ради будущего наших детей и вечной гармонии». Поэтому мы подписываем декларации и принимаем документы, которые этим декларациям хоть как-то соответствуют (по типу Парижского соглашения, закона об ограничении выбросов парниковых газов и проч.)
С другой стороны, большинство из нас попросту не верит в эту «новую зеленую религию». Я говорю не только о политиках, чиновниках или финансистах, а прежде всего, о людях. У нас нет социального запроса на то, чтобы после 2100 года в России должно стать попрохладнее. Любое потепление в России всегда воспринималось как «хорошая погода». У нас нет запроса и на то, чтобы доплатить за услугу или продукт, с облегчением осознавая, что тем самым мы спасаем одно из деревьев в бескрайней сибирской тайге.
В Западной Европе и частично в США ситуация совсем иная — там «зеленое финансирование», «зеленая политика», «зеленое потребление» — это массовый идеологический запрос, это моральное требование, предъявленное государствам и финансовым системам со стороны общества. Там действительно готовы доплачивать за то, что продукт — «зелёный». Они искренне верят в это.
Мы же, в свою очередь, готовы доплачивать за монастырский пирожок, халяльную или кошерную еду, но никак не за безуглеродный, но искусственный стейк.
Что нужно сделать, чтобы тема изменений климата вернулась с идеологических высот на землю?
Прежде всего вспомнить, в чем первоначальная цель. Об этом большинство уже просто забыло. Первоначальная цель не в снижении СО2 или углеродной нейтральности. А в благополучии, безопасности людей и защите их от реальных климатических изменений.
А то, что они становятся серьезной угрозой — мы видим. Мы видим, как из-за отсутствия дождей разгораются пожары в сибирской тайге, как на юге страны увеличивается площадь пустынных земель, как мелеют Дон, Волга и другие великие русские реки, как «накрывает» наводнениями и паводками Дальний Восток, как лопаются дома, под которыми исчезает мерзлота, которую раньше все считали вечной, а новая дорога всего за год превращается в «гармошку» с амплитудой в 2-3 метра … За каждой из этих катастроф — люди, которые лишаются домов, заработка и привычного образа жизни. Все они говорят о том, что климат на их локальной территории значительно изменился за последние 10-15 лет.
В настоящее время, по данным научных организаций РАН, 50% пастбищ России подвержены воздействию засух, суховеев и пыльных бурь. Таяние мерзлоты является причиной 23% случаев отказа технических систем и 29% потерь добычи углеводородов. По оценкам ученых, более 40% оснований зданий в зоне «вечной» мерзлоты уже имеют деформации.
Увеличился масштаб лесных пожаров, что вызвано засушливой погодой и изменением режима осадков в Сибири и на Дальнем Востоке. И с каждым годом ситуация только ухудшается.
Оценки потерь от климатических явлений в России, полученные на основании открытых данных, ежегодно составляют до 2 трлн руб. До 2050 возможный ущерб от негативных климатических явлений за этот период составит до 56,75 трлн руб.
Только оценки ежегодного экономического ущерба от таяния вечной мерзлоты в России составляют от 50 до 150 млрд рублей, суммарно до 2050 года – до 5 трлн рублей. Ущерб для жилищного сектора от деградации вечной мерзлоты в среднегодовом выражении оценивается в размере до 112 млрд руб. (за период 2020–2050 гг. ущерб оценивается в размере до 3,36 трлн руб.).
Факт заключается в том, что никакие инвестиции в низкоуглеродную экономику не приведут к фактическим изменениям климатических условий на локальном уровне в обозримом будущем. У нас не станет меньше пустынь, не наполнятся водой высохшие реки, не участятся дожди над тайгой, снижающие риски природных пожаров.
Понятно, что сейчас, в связи с международной ситуацией и после таких слов Президента, планы по зеленой трансформации экономики российским правительством, скорее всего, будут пересмотрены. Но ведь еще недавно мы всерьёз планировали вложить в декарбонизацию порядка 100 триллионов рублей.
У нас есть сейчас уникальная возможность формирования новой климатической повестки. Основанной не на вере в декарбонизацию, а на реальных локальных преобразованиях климатических условий. Для этого у нас есть все необходимое. Главное — большое количество технологий и опыта в локальных климатических преобразованиях. Мы умеем достаточно быстро получать отдачу от локальных изменений. Останавливать опустынивание, формировать русла рек таким образом, чтобы они самоочищались, мы даже умеем останавливать таяние вечной мерзлоты — я видел это собственными глазами.
Уверен, что такие действия поддержит и население, и многие наши партнеры по Евразийскому пространству.
Общее состоит из частного. Преобразование климата состоит из наведения порядка и создании комфортных условий на местах.
Как говорил профессор Преображенский, невозможно одновременно подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то иностранных оборванцев. Я предлагаю остановиться на первом. Наведём порядок на местах, а там, глядишь, и мир поменяется.
Источник: gosrf.ru